Машковцев Александр Александрович

Родился в октябре 1945 года в г. Верхняя Пышма. После школы окончил техникум питания. В 1995 году окончил УрГПУ по специальности «педагог-эколог». С 1993 живет в Сысерти, работал в Центре внешкольной работы. Принимал участие в областных, региональных и Всероссийских мероприятиях экологического характера.

Кони, кони…

Кони, кони, большие и пони,
Эй, каурые и вороные,
Под седлом и в оглоблях,
Постаревшие и молодые.

Вы летите галопом и рысью,
Хвост и грива, послушные ветру,
Грудью вы рассекаете воздух,
Под ногами земля стала пылью.

Кони, пони, простые лошадки.
Вами силу машин измеряют,
С вами дети в ночное гоняют,
Белым хлебушком вас угощают.

Вас художники маслом рисуют,
Из гранита и мрамора режут,
Вас отборным зерном угощают
И дипломами вас награждают.

Что вам снится уставшие кони?
Может речка, просторное поле,
Жеребенок малышка, как пони,
И тяжелая конская доля.

Мела кусок на ладони

Мела кусок на ладони твоей,
В правой руке указка,
Как научить этих детей
Грамоте через сказку?

Азы и буки вместе учили,
Цифры потом слагали.
Из пластилина лепили зверей,
На перемене играли.

И выходили с флажками в руке
Полюбоваться природой.
Волны смотреть на Сысерти-реке,
И что там растет в огороде?

Все отвечали, орал шумный класс,
Перебивая друг друга:
Картошка, малина растут у нас
У бабушки в огороде.

Не первый раз Иванова глядит
На радостных первоклашек.
Уж сколько их было и будет потом:
Аленок, Марин и Аркашек!

Лохматый друг

Покрыты инеем усы и борода
И брови инеем покрыты.
От снега в проседи спина,
А рядом косточка зарыта.

Мороз на улице трещит
Мой друг стоит, хвостом виляет,
А запах косточки манит,
Но верный пес меня встречает.

Хватает за руку меня
— Погладь меня, пожалуйста,
Я очень ждал тебя два дня —
Стоит и улыбается.

Улыбка прямо до ушей,
Оскал звериной мордочки.
Ну что же ты, погладь скорей —
Ты мне дороже косточки.

***

Вот какая, гадина,
Миски все загадила
Молоко совсем не пьёт,
Только ходит и орёт.

Очень проситься гулять,
Хвостик можно потерять.
Там чужой гуляет кот,
Под окошками орёт.

Никуда ты не пойдёшь,
Только блох домой несёшь
Лучше дома посиди
Телевизор посмотри.

Мой милый пес

Мой милый пес, меня ты понимал.
Меня встречал, хвостом виляя,
Ты настроенье мое знал.
Каким чутьем, я этого не знаю.

То как щенок ты прыгал на меня,
То просто полз, едва земли касаясь,
И волком выл ночами при луне,
И сзади шел, едва передвигаясь.

А я к тебе порой неласков был,
И обижал тебя, порой, бывало,
Но мисочку тебе я приносил
И кашки в ней всегда хватало.

Любил раздачу ты «слонов»,
В желудок прятал, торопился,
И страшно не любил котов
При виде их, слюной давился.

Дождик

Моросит осенний дождик,
Грома нет и молний нет.
Под скамью забрался песик,
На которой сидит дед.

Сидят валенки в калошах,
Ноги в валенках сидят.
Дед с улыбкою хорошей
Нежно смотрит на внучат.

Шапка сдвинулась на ухо,
Сигарета жжет усы.
Тросточка упёрлась в брюхо
Мокнут ватные штаны.

До чего же мир прекрасен:
Греют ватные штаны,
Мелкий дождик не опасен,
Лишь бы не было грозы.

Маленькая школа

Маленькая школа, деревянное крыльцо.
Первый раз увидел незнакомое лицо
Маленькая школа, тонкий запах тополей.
Маленькая школа ты мне всех милей.

Осень подарила первое число
Первоклашкам в жизни очень повезло
Банты и букеты разлились по сентябрю
Осень прошептала « Праздник вам дарю».
***
Заколдованное место, запах тополей.
Эта маленькая школа ты мне всех милей.
На крылечке первоклашки кучкою стоят,
Меж собою на крылечке спорят и шумят.

Вот прошло четыре года, встали вы взрослей.
На крылечке тот же запах, тех же тополей.
Расставаться будет жалко, стоя у крыльца,
И тихонечко слезинка упадет с лица.

Унесете вы из школы детские мечты
Будут новые предметы, больше суеты,
Но оставите вы в школе память о себе.
Вспоминать вас будут часто тихо в тишине —

Кто шумел, кто хулиганил и срывал урок,
Кто за партой три минуты усидеть не мог,
Кто скакал на перемене, как лошадка на арене,
Кто стоял, прижавшись к крашеной стене.

Бабушка

Ветер гуляет тихонько в сенях,
Бабушка вяжет на носки при свечах.
Лезет под руку мальчишка-внучек
— Сказку мне надо, — пищит мужичок.

Месяц глядит из-за шторки в окне,
Ходики тихо стучат на стене.
Кошка мурлычет, внучонок не спит
Бабушка сказку мальцу говорит.

— Глазки закрой мужичок-баловник.
Слушай, за печкой сверчок говорит.
Дедушка книгу читает, молчит
Бабушка сказку мальцу говорит.

Звери из сказки по стенке ползут
И за собою внучонка зовут.
Глазки закрылись, внучонок уснул
Месяц рогатый в окно заглянул.

Сказки бабушки Липы

Правда, это, или вымысел, не мне судить — за что купил, за то и продаю.

Иван да Иван

Было это в селе Иванково, что стоит на высоком берегу Волги-матушки.
Где домов было девяносто, и мужики жили зажиточно. Летом баржи таскали, да дома рубили. А самые умелые еще и баржи эти из-под топора выпускали.
Дети с измальства на реке плескались. А как подрастут, так бредешками баловались, благо рыбы хватало всем. День без рыбы, как бы и не было дня. Бабы все больше по огородной части промышляли. Кто лен посадит, кто арбузы. Правда, арбузы эти баловством считалось, но не было дома, где бы по осени в сенках не запинались о них.
Зимой мужики в артель собирались, и как только лед крепость набирал, сетями рыбу брали, да купцу сдавали. Щук за рыбу не считали, собак ею кормили. В основном судак, да белуга и шли. Набирал купец воз, два, три и на ярмарку вез, а оттуда другие товары для села привозил. Вот-так и жили.
Молодой купец с купчихою года три прожили, и дом хорош и слуг полон дом, и богатства меряно, не меряно, одно плохо, детишкам бог наградить не мог. И куда только купчиха не ходила, и в церковь свечки Николаю угоднику ставила и пресвятой деве Марии и к бабкам-повитухам, да только все бес толку. Только приснился сон купчихе, будь то, Николай-угодник над изголовьем склонился и говорит, — Вот приедет купец с ярмарки, пусть на реку сходит, да судака сам поймает и домой принесет. А ты зажарь его сама и откушай и месяца не пройдет, как ребеночка понесешь. Проснулась купчиха и вся трясется от виденного, боится купца за судаком послать. Видано ли дело, чтоб купец рыбу сам ловил. Дня через 3 купец с ярмарки прибыл. Товару привез ходового, да и рыбу выгодно продал. Купчиха с вечера молчала, а как спать легли, так и говорит купцу.
— Рыбки я хочу, да только поймай сам.
— Нешто у меня слуг нет, негоже мне на рыбалку ходить.
Настояла купчиха на своем, пошел купец на реку. Продолбил лунку, забросил удочку и не успел оглянуться, как натянулась леска. Потянул и вытянул здоровенного судака. Притащил домой, взмок весь с непривычки, да и одежда на нем купеческая, а не рыбацкая. Смотрит купчиха на судака, а что с ним делать не знает. Зовет кухарку. Те вдвоем почистили, пожарили, и приступила купчиха к трапезе. У кухарки слюни бегут, отломила и она от рыбины плавничок и облизала его. И понесли обе враз. А через девять месяцев и купчиха, и кухарка мальчиков принесли. Окрестили их в один день и Иванами нарекли. Росли дети не по дням, а по часам. В полгода ходить начали, в год бегать. В два года — ровни им не было. Начнут играть со сверстниками, то руку покалечат, то ногу. Вот тут и сказали купчихе что, мол, у кухарки будто такой же крепыш растет, и что, мол, ровни ему нет. Приказала привезти кухарку вместе с ребенком ее. Стали они вместе бегать, вместе играть, силушку набирать. А когда по десять лет исполнилось, ни один парень из села силенкой померяться не мог. Случай был такой; в кабак проверяющий приехал, да видать лишка наугощался. До брички добрался, а лошадь отвязать, сил не хватило. Ну и решили два Ивана шутку вытворить. Ревизора с брички сняли, лошадь распрягли, а бричку за забор перебросили. Снова запрягли и ревизора в бричку положили. Просыпается ревизор и глазам не верит, бричка с одной стороны забора, а запряженная лошадь с другой. Долго мужики смеялись, но забор без рюмки разбирать не стали. За это попало одному от отца, другому от матери. Был и еще один случай. Лет по пятнадцать им было. Вез мужик воз с грузом, а в середине села лужа была, вот тут и села телега, да так, что пятеро мужиков не могли с места сдвинуть.
Посмотрели на это два Ивана, отодвинули мужиков, распрягли лошадь, и сами встали. Иван купеческий сын взял оглобли, а кухаркин сын позади телеги. Напряглись, поднатужились и вытащили телегу на сухое место.
Годы идут, дети растут. Это своих детей не замечаешь, а чужие!
Прошло еще два года, повзрослели парни, на девок стали поглядывать. Каждому главным хотелось стать. Собрались как-то на вечеринку, только вот решить не могут кто из них главный. Тут малец один и говорит, — А вот кто вокруг села пробежит первым, тому и атаманом быть. Бросились два Ивана, да так и прибежали вместе. Глаза злые, друг на друга не смотрят. Дома еда в рот не лезет. День прошел. Снова собрались на вечеринку. Опять малец подзадоривает. А кто речку туда и обратно первым переплывет, тому и атаманом быть. Бросились друзья в речку, гребут изо всех сил, а обратно вместе на берег вышли. Никому ничего, не сказали, домой разошлись. На утро новое испытание назначили. Кто кого в борьбе одолеет. Сцепились, землю приминают, траву выдирают, а толку нет. До захода солнышка провозились, а победителя не выявили. Сидят дома, на улицу носа не показывают. Два дня сидят, три дня из дома не выходят. На четвертый день вышли и опять малец, тут как тут.
— На старом кладбище заброшенная часовенка стоит, а там внутри икона висит. Кто ночью ровно в 12 спустится и заберет икону, быть тому атаманом.
Сидят вечером на лугу перед кладбищем, и молчат. Луна светит ярко. Кресты могильные покосились. Могилки обсыпались. Только тень от старых деревьев зловеще качается, да старые стволы, качаясь, трещат. Ровно в двенадцать пробил сельский колокол. Встали и пошли к кладбищенским воротам. Скрипнула калитка, пропуская ребят. Тени ребячьи запрыгали по старым могилкам и покосившимся крестам. Жмутся ребята ближе друг к дружке, страшно. Вот и часовня. Кому идти первым. Сломали две палочки, одну длинную другую короткую. Рассчитались, кому первому тянуть. У кого короткая палочка — тот и идет. Вытянул короткую палочку Иван купеческий сын. Перекрестился и шагнул в сырой, холодный подвал. Ступеньки гнилые, того и гляди провалятся. Только протянул руку к иконе, как в это время дунул ветер, двери все в раз захлопнулись, и темнота, наступила.
— Эй, ребята, мы так не договаривались.
— Не ребята, это Ваня. Пообещай, что меня замуж возьмешь, так отпущу.
Что оставалось делать Ивану, пообещал. Двери открылись, и показался просвет. Вышел Иван ни с кем, ни разговаривает. Прошел мимо и сразу домой. Ни ест, ни пьет, на улицу гулять не идет. Мать волнуется, отцу рассказывает. Тот только рукой махнул, да сказал, ерунда мать, зазноба видать появилась, пройдет. Только чует материнское сердце, что-то тут не ладно. Да и сам отец стал замечать неладное с Иваном. Приехал с купеческого собрания и говорит Ивану, — Лошадей распряги, да водой напои.
Опустил ведро в колодец Иван, зачерпнул воды, а вытянуть не может. Раньше одной рукой играючи вытаскивал, а тут. Цепь натянулась, а ведро ни с места.
— Господи, что же это такое?
— Ваня ты же обещал меня замуж взять, а слово свое не сдержал.
Пообещал Иван, и ведерко легко пошло к верху. Напоил лошадей, сенца подкинул и домой воротился. Пришел, закрылся в комнату и молчит.
Пролилась осень слезными дождями. Залетали белые мухи. Закрутили в танце над полями и лесами. Братец-мороз забирается везде куда может. Богатые хоть и в собольих мехах, а мерзнут. Бедняк спрыгнет с саней, бежит, куда там морозу за ним угнаться. Совсем захирел Иван, да все родителям и рассказал. Не в шутку обеспокоились родители. Где ее найти, как привезти, да какая она из себя. Это и понятно, какому родителю хочется невестку неизвестную в дом вести. Пошел Иван по сугробам к часовенке. Спустился, сел на нижнюю ступеньку, голову опустил.
— Ну что Ваня пришел. А я уж измучилась тебя дожидаючи.
— Где искать тебя. Как домой привезти и родителям показать.
— Ты не мучай себя. Запряги тройку лошадей и в полночь выезжай в чистое поле. Там и найдешь меня.
Пришел Иван домой и все родителям сказал. Делать нечего, надо ехать.
Запрягли тройку лошадей. В сани бросили три полушубка, да валенки, перекрестили Ивана да с богом отправили. Кони бьют копытами, снег летит из-под саней, ветер шумит в ушах, да луна освещает чистое поле. Вдруг кони захрапели и встали, уперлись копытами, только снег пролетел над головами. И посреди поля стоит непонятно кто. Лица не видать, все сплошь обросшее волосами. На ногах волосы, руки волосатые.
— Не бойся меня Иван, все потом узнаешь. Спасибо что приехал, не опоздал.
Укутал ее Иван в полушубки так и привез домой. А дома уж баня истоплена, гостей полон двор. Как увидели невесту гости, так и разбежались. Еды полны столы, а за столом только мать да отец. Перво-наперво повела невеста Ивана в баню. Дверь закрыла и на полок забралась. Ивана к стенке положила, а сама с краю легла. Чтоб не убежал, значит. Потом провела рукой по лицу, груди, рукам, ногам и такая красивая стала, что залюбовался красотою невесты Иван. Потом собрала все волосы в узелок и сказала.
— Ты Ваня возьми узелок этот и выброси на улицу, но не забудь сказать, возьми свое, отдай невестино.
Только проговорил Иван, что сказать невеста велела, как ветер отворил дверь, да с такой силой захлопнул, что Иван отлетел от дверей. Посмотрел Иван, а в предбаннике сундук стоит. Серебром кованный. Зашел Иван в баню, а невеста и говорит.
— Сейчас Ваня куда хочешь, туда и ложись, сейчас ты не убежишь от меня.
Вышли в предбанник, невеста открыла сундук и достает одежды всякие. Иван от не взгляда оторвать не может, уж больно красива стала. Взял он ее под белы рученьки, да домой повел. Зашли и с порога невеста подарки раздает.
— Это вам маменька. Это вам тятенька. Подарки свадебные.
Слуги с разносами заходят и стоят с раскрытыми ртами. На невесту любуются. Хоть и ночь была, а по всему селу весть разнеслась о красоте невесты. Под утро уж и садиться за столами негде было, так стоя пили. Одни уходили, другие приходили. Три дня свадьба шумела на все село. На четвертый день невеста говорит Ивану, что к моим родителям надо съездить.
Наутро запрягли лошадей и отправились. Едут два часа, ни одной деревни, пять часов, нет деревень. Вдруг лошади ушами задергали, запах дыма почуяли, донесся лай собак. Жилым запахло. Подъехали они к домику, крыша соломой крыта, на окнах рыбьи пузыри вместо стекол. Остановились. В дом зашли. Внутри также бедно, пол глиняный, под потолком люлька висит, а на руках у хозяйки, в тряпки завернутый ребенок плачет.
— Не найдется ли у хозяйки квасу испить, уж долго ехали.
— Руки у меня заняты, все ревет и ревет. Пьет, ест, а не растет. Измучилась я.
— Давайте я покачаю, успокою.
Подала мать своего ребенка и не успела отвернуться, как подняла невеста под потолок и с размаху бросила на пол. Только сбрякало что-то, развернула невеста тряпки, а там полено осиновое.
— Так вот вы кого восемнадцать лет качала. Вы вспомните, как заревел у вас ребенок, вы и прокляли его. Нечистая сила забрала меня и наложила на меня заклятье, что пока меня замуж не возьмут, буду я там находиться, а вы с поленом мучиться. Дочь я ваша, которую вы прокляли восемнадцать лет назад. Сели за стол бражку попили, рыбкой закусили. Правда, народу столько не было, но заходили соседи посмотреть на жениха с невестой. Радовались и за мать и за невесту с женихом. Переночевали, молодые, а утром восвояси уехали. И стали жить поживать, да добра наживать.

Егорка

Урал-батюшка велик, да не везде высок. Горы здесь пониже, зато к людям ближе. А в горах богатство немерянное.
Только не каждому оно в руки идёт. Кого-то обрадует, кого-то стороной обойдёт. А дело было на сысертской даче, что рядом с городом Екатеринбургом находилась. Семья у Егорки была не бедной, но и богатой не назовёшь. Хлеба хватало, редкий день зимой без мяса жили. Мать Егорки так и говорила, как без мяса мужика кормить, без мяса он не работник. В ту осень понесла она второго, сестрёнку для Егорки хотели. Это чтобы и матери помощница была, да и Егорке вдвоём веселей будет. Но беда пришла в дом Егорки. Обвалилась шахта и придавила Егоркиного отца. А тут ещё приползла неприятность. Раньше времени разродилась мать. Сиротами, без отца остались дети. Пришлось матери Егорки в услужение идти к приказчику, которого в народе прозвали затурканный татарин. История старая, почти забытая, но на прииске её все знали. Старый хозяин прииска в Туретчине воевал, приглядел молодую турчанку. Привёз домой. Только родители жениться не разрешили, да ещё пообещали наследства лишить. А турчанку, замуж выдали за татарина, слугу Файзрахмана. Нет уже и турчанки и Файзрахмана, только прозвище у их ребёнка осталось. Все его за глаза так и зовут, затурканный татарин.
Время то бежит, детишки растут. Девчонка окрепла, крестить надо, не басурманка чай, да и имя ей батюшка по церковной книге даст. Негоже без имени ходить. Скопила денег и понесла в храм божий. Батюшка образованный был, в Петербурге учился. Но была слабость у батюшки, без стопки из дому не выходил, а когда угощали, отказать не умел. За что и сослали его в глухомань. Крещенье прошло празднично, красиво. Тем, кто батюшке больше заплатил, он имена дал Марья, Елизавета, да Дарья. А кто был бедным, тех детей в книгу записали Акулиной да Прасковьей. Только в народе то проще зовут. Акулька и Паранька. Домой пришёл Егорушка с матерью и с сестрой Акулиной.
Зима от лета прячется, осень от весны бежит. Только как ни крути, год пролетел. Вот уже и Акулька за Егоркой хвостиком бегает. По грибы или по ягоды Егорка идёт, а сзади Акулька бежит. Лес он живой. И живут в нём разные звери и чудища. Где леший бродит, где медведь ходит. За сосну зашёл, и не видать тебя, потеряться то легко можно. Взрослые, хоть бабы, хоть мужики кричат. Это что бы ни потерять друг друга. Детишки тоже кричат, только азарт и любопытство у них верх берёт. А в лесу можно и на яму напороться. Это старатели, кто малахит, кто золото, кто хрусталь, а кто гранатовые камушки ищут. Выроют, накопают, сколько унести можно, и специально до конца не зарывают, это что бы найти легче было. Опомнился Егорка и давай Акульку кричать. Бегает, кричит. Уж горло надорвал, охрип, а Акулька не отзывается. Пропала девка. Сел на пенёк, корзину рядом поставил. А корзина то возьми, и зашагала. Схватил Егорка корзину, а под ней человечек болтается. Шапка зеленая, башмаки зелёные. Видать из малахита сделаны. Сам почти прозрачный и полный рот золотых зубов.
— Эй, ты чего за мою корзину вцепился. Маленький, а нахал, воришка чужого захотел.
— Неправда ваша. Это ты на меня корзину поставил, а я вылезал из -под неё.
— Кто ты такой. Откуда ты взялся тут.
— Чудак человек, живу я тут, и страна моя Минералия называется. Много нас тут и все мы разные. Я Хрусталёнок, рядом живёт Малахитик. Чуть подальше Гранатик, а ещё Золотарик, Талик и дедушка Радон. А ты, что тут делаешь?
— Мы сестрой грибы да ягоды собирали. Недоглядел за ней, потерялась моя Акулька. Домой боюсь идти, что мне мама скажет. Придётся в лесу ночевать, сестру искать.
— Это белобрысенькая такая, в платочке красненьком?
— Где ты её видал? Покажи мне место это. Пойдём туда.
— У шахты, с Малахитиком играла, камушки зелёненькие такие, как мои башмачки. Камушки хитрые заманят и за собой уведут. Они с Золотариком много зла наделали, много народа погибло в их царстве. Это у нас Хрусталят всё прозрачно и чисто. Мы и обманывать не умеем. Надо срочно идти к дедушке Радону. Он всё знает, одно плохо, закурит и газ радоновый пускает. В небольшом количестве лекарство. Люди даже ванны радоновые принимают, лечатся. А когда много, уже вредно. Это только жадные да богатые всегда много хотят. А бедным малого хватает. Да ты не бойся. Время у нас медленно идёт. Не то, что у вас. Ваши секунды нашим годам равняются.
И направились они к шахте. По пути ручеёк попался. Воды попили, ноги смочили и дальше побежали. Вот и шахта заброшенная. Внизу страшно и темно. Да и сыростью пахнет. Скатился Хрусталик на дно и кричит Егорке.
— Так и будешь стоять? Сестру тебе не жалко, прыгай, не бойся.
— Закрыл глаза Егорка, сел на корзину, и покатился в низ. В подземелье такая темнота, хоть глаз выколи, ничего не видно. Пригляделся, глядь, на стенке белое пятно прыгает.
— Видишь меня, это я на полянке солнышка набрался. Иди за мной. Да не споткнись, под ноги смотри.
Пятнышко по стенке бежит Егорка по дорожке. Сколько они так бежали, время то здесь по-другому идёт, не известно. Только прибежали они к старому деду. Поклонился Егорка и говорит.
— Дед Радон, миленький, скажи, как мне сестрёнку найти. Потерял я её, мамка ругать будет. Одна сестра у меня, как мне без — нее?
— Дай ко мне трубку мою, мил человек. Закурю и подумаю.
Притащил Егорушка трубку, хоть и тяжелая была. Сестра то дороже, слушаться надо, чай старший, поди. Раскурил дед трубку, поймал рукой дымок, свернул в комочек и пустил по дорожке.
— Ты мил человек беги за дымочком, да поторапливайся. Опоздаешь, дымок растворится в воздухе, время твоё кончится, навсегда с нами останешься.
Бежит Егорка, торопится, под ноги не смотрит. Поскользнулся, чуть не упал.
— Не торопись, отведи ручеёк в сторону. Вода по мне бежит, тело моё размывает. Я Талик воду не очень люблю. Не дружим мы с ней.
Перекрыл ручеёк и побежал дальше дымок догонять. Вдруг откуда не возьмись, стена жёлтая появилась. И ухмыляется так нагло.
— Сестрёнку потерял? А ты возьми тряпочку и протри мне бочок, тогда пропущу. Грязь налипла, золото играть перестало. Золотарник я и блестеть должен. Многие мне поклоняются, и ты поклонись.
Поклонился Егорка, снял рубашку и протёр бочок Золотарника.
— Понравился ты мне, видать тебе и в самом деле сестра дорога. Прими от меня подарочек. И бросил в корзинку Егорке три самородка.
Бежит Егорка дальше, торопится. Дымок уменьшатся, торопиться надо. Вдруг слышит шум, да гам стоит. Вроде и рядом и непонятно где.
— Это Гранатик с Малахитиком спорят, вечно у них споры. Один другому дорогу уступить не хотят. Упрутся лбами и стоят.
— Слышь, Хрусталик, я одного через другого перенесу, и спор кончится. Так и сделал Егорка. Удивились Гранатик и Малахитик, почесали лбы. – Как это мы раньше с тобой не догадались, что можно уступить и не спорить. Так-то быстрее получается.
— А это тебе подарки наши, за то, что научил нас мирно обходиться.
Покрутил головой Егор, только дымка, что дед дал, больше нет. Потерялся дымок, растаял, растворился. Опечалился Егор. Сел на корзину и встать не может. Ноги от беготни устали, глаза закрываются. Слышит сквозь сон Егорка, что кто-то за рубаху его трясёт. Открыл глаза, а перед ним Акулька стоит.
— Пойдём домой, мама нас потеряет. Я кушать хочу.
Понять Егор ни чего не может. Заглянул в корзинку, а там камушки разноцветные: гранат, малахит, три самородочка золотых, а сверху друза хрусталя горного. Взял в руки хрусталь, а он теплый и прозрачный, чистый как вода в роднике.
— Спасибо тебе Хрусталёнок. Век тебя буду помнить.
Затем погладил по головке сестрёнку, заложил всё богатство травой. Это что бы приказчик ни увидел. Увидит, заберёт всё себе затурканный татарин. Сверху грибы, что Акулька собрала, и пошли домой.
Золотишко и камушки потом продали одному заезжему мастеровому.
А друзу хрустальную на память себе оставил. Мама Егора ушла от приказчика. Не один раз приходил приказчик, спрашивал, мол, на какие деньги живёте, может, ваш хозяин клад нашёл да припрятал. Лес и земля хозяйская и всё хозяину принадлежит. Только Егорка с матерью молчали, да улыбались.